И это, пожалуй, первое изменение, о котором ты знаешь, но не можешь заметить, гуляя по городу, спустившись в метро, зайдя в магазин: что Москва лишилась части своих жителей. По большей части молодых, образованных, активных. Этих людей среди москвичей больше нет. Кто-то вернется, кого-то мы потеряли навсегда – и это очень большая потеря. Но как это заметить в многомиллионном мегаполисе, если об этом не знать, не потерять друзей и родных? Никак.
СВО не бросается в глаза
Передвигаясь по Москве, ты в большинстве случаев не заметишь никаких признаков происходящего. Власти очень стараются этого добиться. Очень мало букв Z, они незаметны. Единственное: плакаты на остановках транспорта с портретами участников спецоперации, но они не особо бросаются в глаза. Почему это важно для городских властей, почему они не стремятся напоминать москвичам, что «этот город в огне»? Думаю потому, что Москва – город, где много несогласных с происходящим, им не хотят лишний раз напоминать им об этом.
Да и большой эмиграционный поток властей города не радует. Москве как хозяйственному, а не только политическому субъекту, это невыгодно. Наоборот, выгодно навевать на горожан «сон золотой», нормализовывать ситуацию, создавать впечатление, что ничего особого не происходит, а потому ничего не меняется.
А потому власти очень заботятся, чтобы хорошо, как и прежде, работали все городские службы, не было дефицита товаров и лекарств, чтобы Москва оставалась комфортной и удобной для жизни. Город строится, вот только что открыли Большую кольцевую линию метро (БКЛ), как гордо сказано в Википедии – «самую длинную в мире».
Чужой город
Да, прошлой весной на фоне общей паники возник гречнево-сахарный дефицит, исчезли некоторые важные для жителей лекарства, но этот дефицит очень быстро ликвидировали. Да, тогда же взлетели цены, возник страх гиперинфляции, но и этого не случилось, а к ползучему росту цен все давно привыкли. Сейчас с продуктами в Москве хорошо, хотя они заметно подорожали, большинство лекарств в аптеках тоже есть. Да и сфера услуг работает как прежде, только вот снег убирали хуже, чем обычно.
Приходится встречать высказывания уехавших москвичей, на некоторое время возвращавшихся в Москву, что они не узнают город, он кажется им чужим. Они пишут, что оказавшись в метро, замечают: москвичи грустные и суровые, в воздухе висит тревога. Изнутри это было заметно только в начале весны и осенью после начала частичной мобилизации. В остальное время все, как обычно. Скорее всего, эта грусть и тоска все-таки в глазах смотрящих.
Культура оскудела
Но сказать, что ничего не изменилось, конечно, нельзя. Когда ты оказываешься в аэропорту, то вместо прежних (доковидных) толп видишь почти пустоту. Да и рейсы все на юг и восток, в Европу рейсов нет. Но чтобы это увидеть, надо оказаться в аэропорту. Когда приходишь в торговый центр, сразу замечаешь, что людей мало, большинство магазинов известных фирм закрыто. Они ушли.
Очень сильно изменилось культурное предложение. Далеко не все москвичи ходят на филармонические концерты, но те кто ходит, замечают, насколько оскудела афиша. Такой ее бедности кажется не было никогда на нашей памяти. Закрываются некоторые популярные театральные площадки, снимаются с репертуара спектакли. Но в театры тоже ходят далеко не все, не большинство, как не все летали в европейские страны, куда больше нет рейсов.
Не возникло массовой безработицы, ее уровень остается низким, но закрылись многие международные проекты, и не только они. В этом плане страдает в основном самая образованная часть населения, составляющая костяк уезжающих.
Деление на группы
Я бы сказала, что москвичи разделились на три группы.
Первая, наиболее многочисленная. Это люди, которые вполне согласны с происходящим или, во всяком случае, считают военные действия приемлемыми. Они не стремятся принять в этой СВО участие, не рвутся стать добровольцами. Скорее наоборот, хотели бы этого избежать, не хотят, чтобы мобилизовали их мужей и сыновей. Если это все же происходит, принимают это как неизбежность, примерно как плохую погоду. Больше всего им хочется отстраниться от происходящего, жить своей обычной жизнью.
В принципе им это удается: магазины, полные продуктов, доставка этих товаров на дом, работающие парикмахерские, поликлиники, популярное среди пожилых «Московское долголетие». Ну что еще надо? Если есть деньги и загранпаспорт, можно и в Турции отдохнуть, которая и до всех этих событий была самой популярной страной для релаксации. Кто-то занимается благотворительностью: помогает деньгами и вещами для армии. В основном по собственной воле, без принуждения. За новостями следят, в основном по телевизору. Согласны, что Штаты совсем обнаглели, надо им показать, что Россия – великая страна, но желательно без собственного участия. Они вполне позитивно относятся к политизации школы, никаких возражений у них не вызывают «уроки о важном», поскольку считают это действительно важным.
Вторую, очень немногочисленную группу можно назвать активистами. Они политически ангажированы, происходящее в Украине, Европе, США вызывает у них праведное возмущение, это реальная полноценная поддержка СВО, хотя даже они не часто украшают свою одежду и автомобили соответствующей символикой.
Третья группа – противники СВО. Часть представителей этой группы задумывается об отъезде из нашего комфортабельного города, потому что им очень страшно. Они боятся возможных преследований, боятся, что военные действия придут в их родной город, готовятся к отъезду. Другая часть – это те, кто уезжать не собираются, но испытывают те же страхи, а потому и те, и другие опасаются высказывать свое мнение вслух, ограничивают свою активности в соцсетях, а нередко и вообще из них уходят. Их ужасает и возмущает политизация школы, «уроки о важном», «движение первых» и прочее. Им очень хочется оградить от этого детей, хотя непонятно, как это сделать.
У большинства представителей этой группы есть уехавшие друзья и родные, которым приходится объяснять, почему они остаются. Норма на отъезд в этой группе сформировалась очень быстро, еще весной: в какой-то мере, оставаясь в родном городе, в своем доме они чувствуют себя нарушителями этой нормы. Они очень ранимы, часто чувствуют себя виноватыми в происходящем. Среди них очень много любителей искусства, любителей путешествий, и эти дефициты они переживают достаточно остро. При этом особых бытовых проблем, как и все остальные горожане, они не испытывают. В этом смысле и для них город вполне удобен. Однако в отличие от сторонников у них уже есть некоторое отчуждение от Москвы. Внешне та же, она для них уже не та, потому что они понимают, что в этом городе, как и в стране, они уже не свои, чужие. Как писал когда-то Булат Окуджава: «Ах, флора там все та же, да фауна не та…»
***
Внешне город почти не изменился, но он очень изменился внутри. Раскол между родственникам, проходящий по линии СВО, иногда достигает масштабов холодной гражданской войны. Город, в котором все есть, все работает, движется, живет, частью его жителей воспринимается как угроза, им кажется, что он их теперь не принимает, а отторгает.
Остается ли он родным или возникает отчуждение? Вот тут нет единого ответа.
