Четвертого октября исполнилось тридцать лет со дня окончания борьбы «ветвей власти», которое сопровождалось гибелью в Москве примерно полутораста человек. Эти события были погружены в туман вымыслов и штампованных определений уже тогда, когда происходили. И с тех пор он не рассеялся. Пожалуй, стал даже гуще.
Малая гражданская война, закончившаяся 30 лет назад, не породила героев и не стала поворотным моментом в истории. Но моральный и политический крах угасавшей революции она раскрыла.
Начнем с «расстрела парламента».
В кого стреляли
Редко задаются вопросом, почему среди погибших не было ни одного парламентария и почему лишь единицы из тысячи с лишним депутатов лично участвовали в борьбе на улицах Москвы.
Напоминаю канву. 21 сентября 1993-го президент Борис Ельцин издал указ № 1400 — о роспуске Съезда народных депутатов и о новых парламентских выборах. Он даже для отвода глаз пообещал устроить перевыборы президента когда-нибудь в следующем году.
Пару дней спустя в Белом доме (на Краснопресненской набережной, сейчас там правительство РФ, а тогда сидел Верховный Совет, предок Госдумы), блокированном милицией и окруженном баррикадами, собрался чрезвычайный Съезд народных депутатов, низложил Ельцина и назначил вместо него вице-президента Александра Руцкого. Третьего октября сторонники «представительной ветви» пошли в наступление, захватили московскую мэрию и неудачно штурмовали телецентр в Останкино. Четвертого октября войска «исполнительной ветви» расстреляли Белый дом и прогнали депутатов, укрывшихся в его глубине.
Парламентское здание горело. Но горел ли вместе с ним парламент? Право же, там уже нечему было гореть.
Процитирую собственный тогдашний репортаж о последних днях Белого дома:
«…Толпа людей с депутатскими значками выглядит почти незнакомой. Те, кто обыкновенно произносил речи, давал интервью, вообще чем-то бросался в глаза, в большинстве сюда не доехал или доехал, но быстро улетучился. Остались те, кто в глаза никогда не бросался.
Это молчаливое депутатское большинство — самая безответная жертва событий. Наряженные в костюмы с галстуками, как правило, не очень молодые, пузатые, они грустно бродят по Белому дому, тихонько переговариваются, посматривают на просочившихся сквозь пьяненькую охрану вооруженных парней с улицы, на ребят со свастиками на рукавах и не знают, как ко всему этому относиться.
Они ждали другого. Приехали в Москву, потому что их вызвало начальство, — чтобы заклеймить Ельцина. Так делали уже не раз, и всегда все обходилось: они заседали в теплых, уютных залах, вкусно питались и весело проводили досуг. И вдруг, непонятно почему, сделалось неуютно и голодно. Видимо, надо что-то предпринять, чтобы опять все стало хорошо. Но что именно?..»
О чем спорили
К тому времени парламент, избранный в 1990-м, был представительным учреждением только на бумаге. Он превратился в обычную российскую контору с административным аппаратом, должностной иерархией, верховным начальником (Русланом Хасбулатовым) и соответствующей служебной этикой.
Удивительного ничего в этом нет. Депутаты избирались на революционной волне. Большинство из них были людьми случайными. Связи с избирателями в такие времена теряются очень быстро. Зато изумляла цепкость, с которой обе «ветви власти» держались за эту самую власть.
Война «ветвей» к тому времени длилась уже полтора года, с весны 1992-го. В смысле идеологического оформления исполнительная ветвь была экономически реформаторской, политически либеральной и стилистически вестернизированной, а представительная — дубоватой, инфляционистской и державной.
С обеих сторон это было не совсем наиграно. Но в базовом смысле борьба была бюрократической, а не политической. Спор шел об условиях административного слияния двух ветвей в некую единую систему власти и о том, кто в ней будет главным. Схватка была сугубо верхушечной — революция шла на убыль, народ на глазах деполитизировался и самостоятельного участия в событиях уже не принимал.
Горький для российской политической истории привкус этому противостоянию придали два обстоятельства.
Постсоветская ухмылка
Во-первых, этот депутатский корпус и само здание, в котором он пребывал, сыграли выдающуюся роль на первой, романтической и победоносной, фазе революции. В 1990-м и 1991-м именно эти люди учредили независимую Российскую Федерацию, и именно тут они победили августовских путчистов. «Защита Белого дома» стала центральным сюжетом в легенде о рождении РФ.
В 1993-м эта легенда была спародирована и скомпрометирована почти что теми же действующими лицами. На устах российской постсоветской демократии появилась циничная ухмылка и уже никогда с них не сходила. Первое место, завоеванное партией Жириновского два месяца спустя на выборах в первую Государственную думу, было знаком новых времен.
А во-вторых, сентябрьско-октябрьский крах первого свободно избранного российского депутатского корпуса не оставил после себя решительно ничего вдохновляющего и значительного. Никаких политических следов, кроме многочисленных общественных и личных предательств, совершенных основными участниками. Это был сугубо позорный опыт.
При второй «защите Белого дома» там не нашлось второго Ельцина. А тот же депутатский корпус, который в 1991-м вел себя решительно и храбро, в 1993-м превратился в робкую толпу, думающую не о своих избирателях, а только о том, как бы подобру-поздорову выбраться из этой переделки и устроиться на службу к победителям.
В этой малой гражданской войне были погибшие, но не было политических героев. Она никому не принесла славы и лишь затруднила для многих в стане побежденных продолжение столь драгоценных для них чиновничьих карьер. Но не для всех.
Гении непотопляемости
Хасбулатовский президент Руцкой три года спустя всплыл в качестве курского губернатора. А председатель Конституционного суда Валерий Зорькин, выступавший тогда в качестве бездарного политического интригана и одного из главных разжигателей конфликта, до сих пор служит – Владимиру Путину, все на той же председательской должности, увенчанный орденами Андрея Первозванного и «За заслуги перед Отечеством» всех четырех степеней.
Еще раз цитирую свой тогдашний репортаж:
«…Со словами утешения и поучения к депутатам обратился глава третьей власти Зорькин: "Да, вы поруганы, над вами совершено насилие…"
Пожалуй, действия Зорькина за неделю кризиса — синтез всех политических приемов, употреблявшихся им за последний год. Тут и ночное заседание КС, спешно принявшее заключение об импичменте президенту. А затем задний ход: обещание ввести в этот импичмент, как выразился Зорькин, "уточнения" — если Ельцин исправится. Тут, наконец, и "нулевой вариант" с возвращением драчунов в предшествующее драке состояние, очень похожий на тот вариант, что был реализован в декабре (1992-го — С. Ш.), а потом провален с помощью того же Зорькина.
"Многие обвиняют меня в политиканстве. Но поверьте, мы тоже идем на самосожжение". По правде говоря, последний оборот можно приписать скорее меланхолическому нраву Зорькина, чем фактам. Все-таки Конституционный суд, в отличие от парламента, пока еще никто не распускал. У осажденных в Белом доме куда больше причин для мрачных мыслей…»
Обошлись без народа
Что же до «исполнительной ветви», то свою решающую победу она одержала почти за полгода до октябрьских дней.
Борьба «ветвей» вышла наружу еще в начале 1992-го, весной уже вовсю кипела и достигла стадии разрыва к декабрю 1992-го. Ельцину с помощью Зорькина грозили импичментом и заставили заменить премьера — место Гайдара занял Черномырдин.
Но обращение сторон к народу изменило расклад сил. Пустив в ход могучую пропагандистскую машину, впервые для этого созданную, и апеллируя как к светлым, так и к темным чувствам широких масс, «исполнительная ветвь» в апреле 1993-го неожиданно выиграла референдум «да-да-нет-да».
Но если не формально, то по существу народный вердикт был в пользу немедленных перевыборов как президента (49,5% «за»), так и парламента (67,2% «за»). В те апрельские дни Ельцин вполне мог объявить об одновременном переизбрании как депутатов, так и самого себя (с высокой надеждой на победу). И, видимо, обошлось бы без крови. Депутаты были растеряны, ждали роспуска и сидели на чемоданах.
Но обе «ветви», не сговариваясь, забыли о народном вердикте и с головой ушли в торги. И только когда торги провалились, Ельцин разогнал своих неприятелей, и Белый дом сгорел, и пролилась кровь.
Говорю без уверенности, но, возможно, в апреле 1993-го была упущена последняя возможность повести РФ по пути так называемой управляемой демократии, при которой вотум избирателей имеет значение и не всегда предопределен. Для настоящей конкурентной демократии в тогдашней России не существовало предпосылок, но были бы шансы приблизиться к ней со временем.
Так или иначе, не сделали даже попытки. Возможность обзавестись сколько-нибудь нормальным парламентаризмом была упущена именно в апреле, после референдума, когда на народ обоюдно махнули рукой. С того момента две однотипные по устройству силы просто катились навстречу последней схватке. Причем перевес «исполнительной ветви» был уже решающим.
В управленческом смысле она была грамотнее, ей более или менее подчинялись силовики, а монополии на инфляционизм «представительная ветвь» уже лишилась. Правительство Черномырдина вовсю раздавало деньги хозяйственным лоббистам, и группы давления потеряли интерес к заигрываниям с Хасбулатовым и Руцким. «Исполнительная ветвь» могла теперь проиграть только чудом, и в октябре этого чуда не произошло.
Осталось ответить на вопрос, приблизила ли тогдашняя победа Ельцина вторжение в Украину. Уверен, что она его отдалила. Основные фигуры «представительной ветви» были почти сплошь державниками разных окрасок. Мысль об имперской реконкисте была им гораздо ближе, чем тогдашним ельцинистам. Их разгром безусловно отодвинул эту перспективу.
Для того чтобы возможность такой реконкисты превратилась в неизбежность, требовалось время и должны были произойти несколько событий, которые в 1993-м не были предопределены.
***
Революция начала 1990-х, которая создала Российскую Федерацию, должна была закончиться созданием сколько-нибудь устойчивого режима. И в последние месяцы 1993-го эта задача была выполнена. К сожалению, способ ее выполнения был малоудачным, сам режим соорудили по временной схеме, а революция на своем финише потерпела моральный крах.
