Война собственных мнений: как социальный прогресс привел к росту нетерпимости

В 1960 году в США 5% республиканцев и 5% демократов сообщили социологам, что они были бы недовольны, если бы их сын или дочь вступили в брак со сторонником другой партии. В 2010 году так ответили почти 50% республиканцев и более 30% демократов. В 1960 году по 33% демократов и республиканцев считали среднего сторонника своей партии умным, а сторонника противоположной — 27%. В 2008 году соответствующие доли составили 62% и 14%.

Искусственный интеллект обучали отличать речи конгрессменов и сенаторов-демократов от аналогичных речей республиканцев по разнице используемой ими лексики. По речам, произнесенным политиками между 1873 и 1990 годами, точность угадывания программой была не очень высока и колебалась, в зависимости от периода, между 55% и 65%. После 1990 года начался стремительный рост точности угадывания, достигнув к 2010 году 85%. Да, совершенствовался ИИ, но и лексика, используемая политиками, стала различаться сильнее.

Политическая поляризация нарастает. И пускай по большинству стран у нас нет сопоставимой статистики за длительные периоды времени, рискну предположить, что рост поляризации если не общемировая тенденция, то как минимум, характерна для большинства развитых демократий.

Виноват ли в этом интернет? Возможно, но есть и контраргументы. Например, исследования потребляемых демократами и республиканцами в США политических новостей демонстрируют, что разница в частоте выбора политически ангажированного контента в интернете не отличается от разницы при выборе телепрограмм и значительно меньше разницы при выборе газет и журналов. То есть в эпоху традиционных доинтернетовских политических медиа информационные пузыри демократов и республиканцев были даже сильнее разделены, нежели сегодня.

Исследования по многим странам демонстрируют, что степень поляризации политических взглядов статистически возрастает с возрастом, а пользование интернетом, напротив, с возрастом снижается. Наиболее политически поляризованы те возрастные когорты, которые с наименьшей вероятностью проводят много времени в интернете.

Кому нужно собственное мнение

Том Николс в своей книге «Смерть экспертизы» и некоторые другие исследователи показывают, что среднестатистический обыватель в развитых странах образца 1960-х годов имел гораздо больше уважения к экспертному (научному) знанию, нежели среднестатистический обыватель сегодня. Иными словами, в 1960-е среднестатистический американец с большей вероятностью прислушался бы к мнению врача по поводу прививок или к мнению астронома о том, что Земля круглая, нежели среднестатистический американец сегодня.

И чем выше сегодня уровень образования и социальный статус респондента, тем с большей вероятностью он будет уверен в своем мнении по любым вопросам, включая области, далекие от сферы его образования и компетенции. Иными словами, в современном обществе происходит «агрессивное вытеснение экспертных суждений или традиционных знаний и замена их твердым убеждением, что каждое мнение по любому вопросу так же хорошо, как любое другое».

Николс объясняет феномен, в частности, тем, что в последние несколько десятилетий в западном обществе культивировалось уважение к индивидуальному выбору, а также существенно изменились педагогические практики (детей реже подавляют и наказывают, относятся к ним как к равным), в результате чего выработалось гипертрофированное уважение к праву на собственное мнение любого человека, насколько бы малокомпетентным он ни был.

Преподававший в Гарварде Николс рассказывает о студенте второго курса, который стал оспаривать тезисы лауреата Нобелевской премии по физике, читавшего студентам лекцию. И когда заслуженный ученый развернуто объяснил студенту его заблуждения, студент ответил в том духе, что «у вас есть свое мнение, а у меня свое, и эти мнения равнозначны».

Допустим, всегда существует некая вероятность, что студент окажется гением или провидцем, и его мнение и вправду окажется ближе к истине, нежели мнение человека, получившего Нобелевскую премию за исследования в данной области, однако совершенно очевидно, что их мнения не могут считаться равнозначными как минимум в силу колоссальной разницы в теоретической вероятности правоты того и другого.

Убежденность в праве любого на собственное мнение распространяется и на политику. Случайных американцев в 2015 году спрашивали о том, необходимо ли США применять военную силу в конфликте на Украине, а потом просили показать Украину на карте. Эксперимент выявил четкую обратную зависимость между информированностью человека о том, где находится Украина, и его поддержкой военного вмешательства. Те респонденты, которые считали, что Украина находится в Латинской Америке или в Австралии, чаще говорили о необходимости интервенции, нежели те, кто был лучше информирован о географическом положении этой страны.

Когда случайным американцам задали вопрос о том, какая доля бюджета США уходит на помощь другим странам, то среднее значение ответов опрошенных составило более 25% (в реальности — 0,75%), и лишь 5% опрошенных дали ответы, близкие к правильному. При этом абсолютное большинство имело собственное мнение (!) о необходимости эту помощь снижать.

Пик оптимизма россиян (за все время наблюдений) относительно перспектив роста их доходов пришелся на весну 2014 года, ровно в связи с захватом Крыма. Казалось бы, при минимально критическом анализе ситуации любому должно было быть очевидно, что внешняя эскалация неизбежно приведет к снижению доходов (уровень 2013 года за десять лет так и не был достигнут, вероятно, он будет повторен в 2024 году — но не в твердой валюте), однако большинство россиян было абсолютно уверено в противоположном.

Среди американцев был проведен опрос о том, поддержали бы они или нет бомбардировку выдуманной страны Аграба. Треть республиканцев и пятая часть демократов поддержали бы. То есть огромное количество респондентов высказали политическое суждение о целесообразности или нецелесообразности бомбежки выдуманной страны. Не сказали «у меня недостаточно информации для высказывания своего суждения», не запросили эту информацию, не воздержались, на худой конец, от каких-либо оценок, но уверенно высказали свое абсолютно некомпетентное мнение.

Если бы подобные опросы проводились среди европейских фабричных рабочих XIX — начала ХХ веков, наверное, тоже нашлись бы люди, высказывающие свое некомпетентное мнение по политическим вопросам. Но, думаю, гораздо больше было бы тех, кто ответил бы, что «это правительство или образованные господа должны решать, не нашего ума это дело».

Смерть авторитета

И здесь мы возвращаемся к теме нетерпимости. Рост числа проявлений политической нетерпимости в развитых странах связан не столько с ростом политической поляризации, сколько с тем, что большее число малокомпетентных людей стали уверены в своем праве на некомпетентное мнение по политическим вопросам, которое окружающие должны уважать.

Политически активные анархисты или коммунисты, ревностные поборники трезвости и богобоязненности, а также прочие националисты и экологи и раньше были крайне поляризованы и регулярно обрушивались друг на друга с резкой эмоциональной критикой. Однако все эти группы составляют незначительное меньшинство населения.

Основная же масса голосовала и высказывалась определенным образом потому, что они добрые католики или настоящие поляки, потому что так голосовал их отец и дед, потому что так голосует босс, священник или «все в нашем клубе», потому что их голос просто купили, а мистер Кеннеди-старший много сделал для их общины. То есть в предшествующие периоды, даже при наличии всеобщего права голоса, большая часть населения высказывалась, следуя внешнему авторитету, а не собственному мнению. Политика была делом элиты, образованной части общества и пассионарных сумасшедших. Простой обыватель в массе своей лишь исполнял заданную ему внешними обстоятельствами социальную роль.

Первое более или менее массово политизированное поколение на Западе — те, чья молодость пришлась на 1960-1970-е. Именно они сегодня составляют наиболее политически поляризованную возрастную когорту американского общества.

Проиллюстрирую эту мысль более простым примером. Фермер Джон из Алабамы в 1950 году, может, и не задумывался о том, плоская земля или круглая, но он мог считать, что она круглая потому, что так сказал учитель в школе, или плоская потому, что так сказал священник в церкви, а не потому, что сам Джон прочитал десять текстов в интернете и сделал собственные выводы, на которые имеет право. Он делал прививки потому, что так сказал врач, или не делал потому, что прививки от дьявола, а не потому, что у него было собственное мнение, как прививки воздействуют на организм.

Фермер Джон III (внук Джона из 1950-го) не стал более политически поляризованным. У него просто появилось собственное мнение, которого раньше не было. Мнение про прививки, и про вышки 5G, и про политику заодно. Мнение, на которое, как ему внушали с детства, у него есть равные со всеми права.

Андрей Болконский с Пьером Безуховым могли поссориться из-за различий во взглядах, например, на роль якобинцев. Обменялись бы остроумными эпиграммами, стали более холодно кивать друг другу при встречах в светских салонах. Их крестьяне поссориться из-за якобинцев не могли. И не только потому, что не знали, кто такие якобинцы, но и потому, что, даже если бы им рассказали, они сочли бы вопрос якобинцев «барским делом». Если бы какой-то опасный вольнодумец ввел в той России всеобщее избирательное право, то большинство крестьян (за вычетом пассионарных сумасшедших) голосовало бы за или против якобинцев, ориентируясь исключительно на мнение барина, а не на собственное. Но уж если бы кто-то совсем безумный внушил крестьянам мысль, что их мнение о якобинцах ничем не хуже мнения князя Болконского (а что? такие же люди с «естественными правами», «добрые от природы» к тому же), то ссориться по поводу якобинцев они стали бы совсем иначе, нежели ссорились бы Андрей с Пьером. До драк и большой крови.

Безусловно, стоит учесть и влияние интернета, благодаря которому сегодня средний человек получает много противоречивой информации и транслирует свое мнение по любому поводу.

Но если два столетия подряд внушать всем, что люди равны, позволять хамить учителям, вводить всеобщее избирательное право, провоцирующее политиков стремиться быть похожими на «массового избирателя», и потакать населению во всех его некомпетентных суждениях, то не надо удивляться, что завтра антипрививочники с плоскоземельщиками начнут убивать друг друга из-за различий в своих глубоких суждениях о новой монетарной теории.