Повышение ключевой ставки до 21% вывело Россию на второе место в мире по размеру реальной (за вычетом инфляции) процентной ставки. При такой ключевой ставке и годовой инфляции 8,6% реальная ставка в России составляет 11,4% (такое значение получается при расчете по правилу сложного процента).
Увеличив в конце октября ставку на два процентных пункта, российский ЦБ оставил позади центробанки Мозамбика, Либерии и Пакистана; впереди остается только Венесуэла с реальной ставкой 26,6% (ставка 59,3%, инфляция 25,75%), следует из данных Trading Economics о ставках и инфляции в разных странах.
В Турции номинальная ставка 50%, но и инфляция 49%, а в Аргентине и Зимбабве – 35% при инфляции 209% и 57,5%, соответственно. То есть в двух последних странах номинальная ставка ниже, но реальные ставки отрицательные. Это распространенное явление: одни страны пытаются такие образом стимулировать экономику, другие не готовы пойти на жесткие меры для обуздания роста цен. Ставка Банка Японии всего 0,25% при инфляции 2,5%. А в Эфиопии ставка всего 7% при инфляции 17,5%. В Мозамбике ставка 13,5% при инфляции 2,45%, а в Шри Ланке – 8,25% при дефляции (-0,8%) – реальные ставки в них 10,8% и 9,1%, соответственно.
В США и Англии при ставках 5% инфляция составляет 2,4% и 1,7%, а реальные ставки, соответственно, 2,5% и 3,2%. Инфляция в обеих странах уже близка к цели, и ожидается дальнейшее снижение номинальных ставок.
Председатель Центробанка Эльвира Набиуллина настаивает на том, что определять реальную ставку надо с поправкой не на текущий уровень инфляции, а на инфляционные ожидания. Их разница в значительной мере определяет решения компаний и людей об инвестициях или потреблении, либо сбережениях. Об этом она говорила после повышения ставки: «Из-за роста инфляционных ожиданий ужесточение реальных денежно-кредитных условий было менее существенно, чем это отражено в номинальных процентных ставках. Подчеркну, что уровень жесткости условий корректно определять именно так: вычитая из уровня ставок уровень ожидаемой инфляции, а не фактической за прошедшие 12 месяцев». Разница существенна: в октябре инфляционные ожидания населения сильно выросли: до 13,4% против 12,5% в сентябре, а инфляция в годовом выражении составляет 8,6%.
Инвестбанкир Евгений Коган (он сравнил ставки и инфляцию в разных странах) согласен с таким подходом, но считает допустимым в отсутствие сопоставимых данных об инфляционных ожиданиях использовать текущий рост цен в годовом выражении. Ожидания зависят от прошлой и текущей инфляции: если раньше цены сильно росли, люди ожидают более высокой инфляции и на год вперед. Российские 11,4%, по выражению Когана,– это «реальная жесть».
Венесуэле, безоговорочно лидирующей по уровню реальных ставок, это помогло выйти из гиперинфляции: в феврале 2019 г. она на пике достигала 344 509,5% в годовом выражении, год назад превышала 300%, а в сентябре замедлилась до 25,75% по сравнению с 35,5% в августе. В России высокая ставка лишь сдерживает, но не замедляет рост цен.
ЦБ пытается таким образом остудить спрос, который в перегретой экономике уходит в основном в инфляцию. Имеющиеся в стране ресурсы задействованы почти полностью: загрузка производственных мощностей близка к историческим максимумам, а безработица – на рекордных минимумах. Но военное и связанные с ним производства работают на пределе, и, как формулирует ЦБ, «не чувствительны к ставке». В таких условиях высокая ставка становится неподъемной для все большего количества предприятий, лишь способствуя перетеканию ресурсов из гражданских отраслей в военные. Рентабельность все большего количества отраслей приближается или становится ниже доходностей ОФЗ – безрискового способа держания денег, что лишает смысла частные инвестиции, отмечали эксперты ЦМАКП.
Коган видит и сходство между Россией и Венесуэлой: «Если бы не санкции, международный капитал стал бы активно притекать в Россию за высокими безрисковыми доходностями. Это привело бы к укреплению курса рубля и снижению инфляции, что позволило бы ЦБ снизить ключевую ставку. Но… что имеем».
