Российские общественно-политические силы за время существования новой России подготовили множество программ, проектов реформ и других политических документов. В разное время я был в составе редакционных комиссий различных программных документов, а сейчас хочу проанализировать их содержание как политический историк.
Публикация подготовлена медиапроектом «Страна и мир — Sakharov Review» (телеграм проекта — «Страна и мир») на основе доклада, прочитанного на конференции «Страна и мир: Российские реалии 2024».
Война создала принципиально новую ситуацию. Она превратила в прошлое то, с чем выступали российские либеральные и реформистские силы примерно с начала 2000-х годов и до 2022 года. Все это не имеет продолжения сейчас и не будет иметь прямого продолжения дальше.
Три программных этапа
В этом завершенном периоде можно выделить три этапа, у которых были разные политические цели. На первом этапе либеральные и реформистские силы боролись за расширение своего политического представительства. В 2003 году демократические и либеральные партии потеряли присутствие в Госдуме, и вплоть до 2010 года пытались это представительство вернуть.
На этом этапе предпринимались попытки объединиться, вырабатывались разные программные документы. Так, движение «Солидарность» предложило программу «300 шагов к свободе». Это довольно интересный, ныне забытый документ, где каждый «шаг» — это некоторые институциональные предложения. «Национальная ассамблея» пыталась выработать новую Конституцию, проводила конституционные совещания. Масштабные документы готовил «Общероссийский гражданский фронт». Но по сути, все эти силы боролись именно за восстановление утраченного политического представительства. Борьба за восстановление и расширение представительства была ядром протестов, включая протесты 2011–2012 годов.
На втором этапе эта борьба столкнулась с репрессиями и ограничениями, и потому превратилась в борьбу против них и защиту уничтожаемых институций: против уничтожения «Мемориала», ФБК, муниципального движения, других гражданских институций, против репрессивного законодательства (об иностранных агентах и др).
Протестное движение началось с протестов против возврата Путина в президенты. Затем оно интерпретировалось как протест «городского класса», «рассерженных горожан», как поколенческий протест против «геронтократии», «моральный протест» («не врать и не воровать»). Уже в 2019 году все оппозиционные и реформистские институции были разгромлены.
Третий этап начался незадолго до войны, примерно в 2020 году. Для него характерна радикализация протеста — вместо борьбы за представительство здесь мы видим уже исключительно концепции революции или полного демонтажа нынешнего государства (например, проекты Михаила Ходорковского или Ильи Пономарева).
Похожие мысли
С началом войны оппозиционным политическим силам становится все сложнее понимать, как может в будущем сохраниться вся государственная система: парламент, Конституционный суд, судебная система и т. д. Размышление об этом приводит многих к мысли, что вся нынешняя система должна быть разрушена. Возникает вопрос о новом дизайне всего государства.
Посмотрев ретроспективно на весь этот период, я обнаружил, что оппозиционные партийные программы, предвыборные программы кандидатов, планы реформ содержали схожие институциональные предложения. Не было существенной разницы между программами «Яблока», Партии народной свободы (ПАРНАС), предвыборной программой Алексея Навального (2018), документами «Открытой России» и другими инициативами (хотя сами они находились в конфликте между собой). Все они предполагали:
- отказ от суперпрезидентской республики в пользу президентско-парламентской или полностью парламентской (версия Михаила Ходорковского), ограничение сроков президентства и сокращение полномочий президента;
- реформу избирательной системы, свободу создания партий, понижение избирательного барьера, реформу ЦИК;
- прямые выборы в Совет Федерации, создание института парламентского расследования (включая назначенный парламентом институт спецпрокурора), расширение полномочий нижней палаты;
- реформу судебной системы;
- реформу правоохранительной и пенитенциарной систем, и особенно спецслужб (во всех документах было требование распустить и затем заново выстроить ФСБ и другие спецслужбы);
- обеспечение свободы СМИ и собраний;
- борьбу с коррупцией — это было во всех программных документах (например, у Партии народной свободы), а не только у Алексея Навального (принятие закона о лоббизме, создание антикоррупционного агентства, которое будет формироваться совместно парламентом, правительством и президентом, но будет независимым);
- расширение полномочий муниципального самоуправления.
Все это время казалось, что между реформаторами, входящими в состав правительственных сил, и политической оппозицией «на улицах» существует глубокий конфликт о целях и институциональном решении ситуации. Но в действительности в 2008–2010 годах системные реформисты предлагали примерно то же, что и радикальная либеральная оппозиция.
Уйти от авторитаризма
Программные идеи об институциональном устройстве России генерировали разные организации. Самый радикальный план реформирования, включавший в себя вступление России в НАТО и все перечисленные выше требования, был заявлен в докладе Института современной России (ИНСОР) в 2010 году. Его готовила большая группа экспертов во главе с Игорем Юргенсом и Евгением Гонтмахером. Эта работа была сделана под Дмитрия Медведева и модернизационные проекты, с которыми тогда выступали люди из его окружения.
Имелись и целые институциональные проекты. Например, ассоциация «Голос» разработала новый избирательный кодекс. Для сравнения: политическая оппозиция выступала за свободу СМИ, но несмотря на усилия группы интеллектуалов, новый закон о СМИ или новую концепцию функционирования СМИ разработать не удалось.
Комитет гражданских инициатив, который де-факто возглавлял Алексей Кудрин, занимался разработкой реформы судебной системы и правоохранительных органов. Она полностью соответствовала ожиданиям реформистских и революционных кругов в России. Еще КГИ занимался муниципальной реформой, реформой пенитенциарной системы и др.
Эти процессы шли не только внутри партий, но и на многих других площадках. Одной из них была «Либеральная миссия», которая в определенный момент была очень статусна: де-факто она была частью Высшей школы экономики и могла привлекать ресурсы.
Другой попыткой создать такую площадку был закрытый ныне проект ФБК (то есть Алексея Навального) «План перемен». Сейчас эту инициативу уже никто не помнит, но она ставила целью собрать институциональные решения, чтобы Россия могла перейти к функционированию без авторитаризма. С похожей идеей выступал сайт «Рефорум», созданный Free Russia Foundation. Многие исследователи участвовали в этих проектах, думая о том, что нужно сделать в конкретной сфере или социальном кластере, чтобы уйти от авторитарной модели.
Переучрежденная Россия будщего
А в последние годы развернулась очень интересная интеллектуальная игра вокруг вопроса, как получить легитимность в процессе полного переучреждения государства, а не реформы его отдельных институтов. Михаил Ходорковский выпустил книгу »Как убить дракона?» с подзаголовком «Пособие для начинающего революционера». Он подчеркивает, что переход к новой модели возможен только через революцию. Сначала он говорит о том, как убить дракона, а потом — как сделать, чтобы он не вернулся.
Как не вернуться к авторитаризму — это фундаментальная проблема. Ходорковский предлагает схему переучреждения государства через Учредительное собрание, создание «национального государства» вместо империи и переход к парламентской республике через Госсовет.
Размышляя над той же проблемой, Михаил Касьянов в «Новой газете Европа» предлагает механизм переучреждения государства через выборное Конституционно-учредительное собрание (КУС). Примерно как у Ходорковского, оно первым своим решением останавливает на 6 или 12 месяцев проведение любых выборов, потому что если проводить выборы сразу, власть перейдет к путинистам просто в силу наличия путинского большинства. Оно есть и остается фундаментальным фактором. КУС вплоть до новых выборов заменит парламент и станет основной законной властью в России. При этом выборы в КУС проводятся по мажоритарной системе под общественным и международным контролем без участия политических партий.
Все это интеллектуальные построения. В реальности переход к учредительному собранию в ходе политического процесса возможен, скорее всего, только как результат жесточайшего, изнурительного гражданского конфликта, который приведет к отторжению старой модели государства. Но заглядывать так далеко невозможно. Возможно, путинизм закончится внутренней кровавой бойней, но сейчас никто не хочет об этом размышлять. И это правильно.
Ведь если эта бойня начнется, то, согласно книге Ходорковского, каждый должен будет сделать для себя выбор: он собирается участвовать в расстрельных командах, которые будут в условиях этой кровавой бойни сражаться с обеих сторон, или дистанцируется от этого? Если включаться в это, то придется делать выбор: быть сторонником Учредительного собрания или говорить, что у нас в руках пулеметы, мы захватили правительственные здания, и никакого учредительного собрания проводить не будем.
Группа Ильи Пономарева, которая считает себя Съездом народных депутатов, обращается к опыту горбачевского перехода и считает, что можно де-факто легитимизировать новую власть через некоторый Верховный совет — собрать абсолютно нелегитимные сообщества выбранных по мажоритарной системе людей, которые легитимизируют дальнейшие органы власти. Они написали Акт о переходном периоде — изумительный по красоте документ, буквально якобинский манифест. Первым шагом этого мало легитимного Съезда должен стать роспуск ФСБ и всех силовых структур. Это очень выразительный документ.
Еще одна попытка заглянуть в будущее — анонимный манифест »Устойчивый мир: наш взгляд». В этом документе отсутствует представление о том, что будет какой-то переход, и что нужна легитимизация, которая сделает возможной дальнейшие политические действия. Зато в «Манифесте» разработаны проблемы примирения с Украиной, преодоления милитаризации, брутализма, темы переходного правосудия. Обсуждается проблематика демократии, внутри которой очень важен отказ от сталинизма в политике, от свойственного российской политической жизни насилия. Но манифест не показывает, как это можно осуществить.
Путинское большинство
И демократическое, и республиканское направления в России находятся в очень тяжелом состоянии. Республиканизм в России не работает, потому что нет республиканских ценностей. Демократия не получается, потому что нет необходимой для этого дифференциации. Надежды на демократию были во многом связаны с ростом среднего класса. Но он, включая тех, кто участвовал в болотном протесте, теперь развернулся в путинское большинство и стал скорее опорой фашизма, чем лидером политической модернизации. Сегодня нет оснований надеяться, что когда-либо модернизированные городские слои в России станут опорой политической модернизации.
Игорь Клямкин, замечательный историк и политолог, очень правильно говорил, что в России легитимация власти связана с манипулированием народным большинством. Это большая и сложная проблема. Я думаю, ошибаются те, кто считают, что в России есть большинство, желающее нормализации. В реальности, как говорил Глеб Павловский, путинское большинство существует не социологически, а политически. Это манипулятивное, сконструированное большинство. Но оно постоянно есть, и в каждый момент достраивается.
В начале путинского правления Кремль бесконечно пытался это большинство концептуализировать — понять, на чем оно стоит и чего хочет. Потом возникло посткрымское большинство, теперь — военное. Путин на него опирается, и, я полагаю, ни к какой нормализации оно не движется и двигаться не собирается. Как опора всей этой конструкции, оно так и будет оставаться большинством.
Институциональные поиски, которые шли на предыдущем этапе нашей политической истории, больше не актуальны: война перевернула «шахматную доску». Именно поэтому инерционные действия разных оппозиционных групп воспринимаются сейчас анекдотически: запрос стал абсолютно иным. Но для политической истории это интересно: целое десятилетие разные политические группы пытались сконструировать новый дизайн государства. Но это невозможно — такой дизайн может быть разработан только в ходе реального политического процесса. Нельзя, например, разработать политический дизайн сегодня, чтобы реализовать его через 10 лет. Но все эти группы пытались выработать решения, которые предотвратят узурпацию власти.
Культурное сопротивление
В центре конституционного проекта, с которым выступили Артемий Магун, Григорий Юдин и Евгений Рощин — тоже попытка ответить на вопрос, как избежать в России узурпации власти. Ведь она может быть узурпирована и при сохранении институтов. Они предлагают создать Совет избранных старейшин, в древней Спарте это было советом эфоров. Все это читали и думали: «Боже, ну если навечно избранные судьи Верховного или Конституционного суда не в состоянии обеспечить функционирование Конституции, то как это обеспечат старейшины?»
На вопрос, как избежать узурпации власти, пыталась ответить вся смысловая повестка программных документов российских общественных организаций 2010–2021 годов. И каждый ответ был наивен. Ни прямые выборы в Совет федерации, ни реформа судебной системы с люстрацией судей и созданием нового корпуса судей не гарантируют того, что демократия сохранится.
Выделялась глубоко антиинституциональная персональная позиция Алексея Навального. Он апеллировал к моральному большинству и конструировал его. Никаких институциональных решений, главное — быть честным: «Не врать и не воровать». Не факт, что люди на это были бы готовы откликнуться, но это была концепция полного морального перевооружения. Она тоже осталась достоянием этого навсегда ушедшего периода.
Все новое содержание, которое касается будущего России, будет вытекать из формата окончания войны. Сейчас институциональных решений быть не может, мы движемся в сторону культурного сопротивления. Перехода власти не происходит: это не Горбачев-сценарий и не Гавел-сценарий, не испанский сценарий перехода власти от Франко к контр-элите. Мы находимся в ситуации Грамши-сценария. Антонио Грамши сел в тюрьму и, не дождавшись светлого дня, умер в 1937 году.
Грамши сказал бы, что потеряна культурная гегемония. Все эти люди, предлагающие разные институциональные решения, утратили всякое влияние. Даже при открытых выборах они получат не больше 12% голосов. Поэтому весь вопрос в том, будет ли найден убедительный политический язык возврата к человеческому достоинству, к верховенству права. Пока это не очевидно. Предстоит десятилетие культурной борьбы, и она может ничем не кончиться. Вполне возможно, что российское общество найдет себя в такой форме, при которой ему не потребуется достоинство в качестве базового элемента политической философии.
